Мифы и реалии нефтяной политики США

Американская нефтяная политика в контексте современных тенденций развития мировой экономики и политической эволюции системы международных отношений

"В наши дни понятие «энергетическая безопасность» стало обыденным. Будь то бизнес, политика или дипломатия. В первую очередь, речь идет о наиболее задействованном мировой экономикой энергетическом ресурсе - нефти. Защита потребителей от недопоставок, вызванных чрезвычайными обстоятельствами (терроризм, недоинвестирование в инфраструктуру или плохая организация рынков), трактуется как неотъемлемая часть политического действия международного сообщества и национальных правительств. Наиболее развитые страны мира демонстрируют эффективный уровень системы энергозащиты в виде собственных стратегических резервов нефти. При этом, наиболее значимы в их диалоге с другими участниками международной системы вопросы организации нефтяного рынка и доступа к ресурсам. В решении таких задач используются все инструменты внешнего влияния: экономические, политические, военные и даже культурно-цивилизационные. Лидируют в этом процессе США. Вашингтон реализует программу комплексного системного преобразования субъектов мировой политики, которые находятся в нефтяных географических ареалах или на путях нефтепоставок.

***

Проблема контроля

На современном этапе развития мировой системы международных отношений политический вес государства обусловлен степенью его экономической мощи, в значительной мере - масштабами владения, контроля над природными ресурсами и основными энергетическими рынками мира. Исходя из того, что, по крайней мере, еще 25 лет ведущим энергетическим ресурсом будет оставаться нефть, главные члены международного сообщества будут фокусировать внешнеполитические действия на обеспечении своих позиций, прежде всего, на рынке углеводородов. Учитывая, что в последние полтора десятилетия происходит постоянное увеличение темпов ежегодного потребления нефти, это можно считать не только заботой об экономическом росте национальных экономик, но и прогнозируемым взносом в будущую стабильность систем государственной безопасности.

Не все страны могут добывать нефть, тем не менее, все ее потребляют. Со времени начала индустриальной революции и распространения двигателя внутреннего сгорания нефть стала существенным фактором экономической экспансии, а нефтяная политика - составной частью внешней политики. Общее разделение стран на две группы - импортеров и экспортеров нефти - сформировало основания для особой взаимозависимости между ними, что часто определяет глобальное экономическое и политическое развитие.

США относятся к числу государств, представленных одновременно в двух группах. В начале нефтяной эры XIX века США входили в тройку государств, использовавших собственные нефтересурсы (США, Россия и Румыния). Тем не менее, интенсивный путь экономического развития диктовал довольно высокие требования к энергетической области. С начала преобразования в страну-импортера (середина 70-х годов) Соединенные Штаты Америки были вынуждены признать собственную экономическую зависимость от нефтяного фактора и направить свои действия на увеличение доступа к дешевому сырью из других регионов мира.

Перенос коммерческого акцента из Карибского бассейна в Персидский залив окончательно определил включение нефтяной проблематики в сферу международной политики. С того момента географический фактор демонстрировал ограниченность вмешательства американского своеволия и в мировую экономику, и в мировую политику. Создание ОПЕК, эмбарго и ограничение добычи во время арабо-израильской войны - лишь первые выпады арабского мира против глобальной политической гегемонии США, которые были возможны благодаря одному природному ресурсу - нефти. Впервые американцы ощутили себя экономически уязвленными, поскольку низкий уровень снабжения поколебал веру в бесконечность благосостояния американского общества. Подорожание бензина и невиданные до сих пор очереди автомобилистов вызвали сильный эмоциональный стресс.

Результаты использования нефтяного инструментария оказались более чем эффективными. Были изменены как мировая нефтяная политика и отношения производитель-потребитель в глобальной экономической системе, так и геополитическая реальность в международно-политической среде. Речь пошла не просто о перераспределении ренты от потребителей до производителей, но и о перераспределении политической власти на мировой арене.

Казалось, США признали «нефтяное право» стран-экспортеров, не сделав стратегических выводов из исторического урока. Импорт нефти в эту страну продолжал возрастать, тем не менее, цены на бензин были самыми низкими за весь период после Второй мировой войны. На фоне расширения общих объемов нефтяных запасов (от 615 млрд. баррелей в 1985 году до 917 млрд. - в 1990-м) складывалось впечатление оптимистичности долгосрочной перспективы американской экономики. На слушаниях в Сенате в 1990 году говорилось о низкой вероятности срыва нефтепоставок, некоторые экспертные оценки не допускали энергетического кризиса, по крайней мере, на десятилетие.

Иллюзии американцев исчезли с первыми часами вторжения стотысячной иракской армии в Кувейт. Именно тогда в Вашингтоне поняли, что главный энергетический ресурс сконцентрирован в пяти основных добывающих компаниях в Персидском заливе (плюс Венесуэла). При этом, у Вашингтона мало нефти из альтернативных месторождений, которые не подвластны воле ОПЕК. Белый дом ощутил почти тотальную зависимость от не подконтрольных ему энергоносителей, а американский рынок - угрозу «резерву безопасности», так как разница между спросом и производственными мощностями падала в условиях деструктивного действия политического фактора - международного конфликта. Нефтяная отрасль превратилась в источник потенциальной угрозы национальной экономике, а затем и национальной безопасности США.

Вместе с тем, нефтяной геополитический кризис вскрыл особенности политической игры на Ближнем Востоке: попытки иракского лидера создать на нефтяном фундаменте политико-милитаристскую силу, стать на путь создания весомого противовеса американским интересам в регионе. Иракское руководство допустило тактическую ошибку, намереваясь решить проблемы финансирования больших геополитических планов за счет нефти Кувейта. Если до этого нарекания Вашингтона относительно диктаторского режима и прав человека, а также оружия массового поражения сдерживались международным сообществом, то теперь он получил почти легитимный доступ к вмешательству в ближневосточные геополитические преобразования, формируя сети свободного доступа к энергоносителям, гарантируя вхождение США в число тех, кто определяет развитие мировой экономической системы с соответствующим порядком глобального политического устройства.

Сложно определить степень адекватности принятия «демократического диктаторства» Белого Дома как уплаты за свержение «преступного режима» С.Хусейна. Также ясно, что второй исторический урок из нефтяной геополитики Вашингтону уже не требовался: ему важнее контроль над ней. Этот тезис доказывает факт, что США удалось сформировать систему отношений со странами ОПЕК таким образом, что они стали для них важным рынком сбыта и удобным торговым партнером. Поддержка Белым Домом ряда действующих режимов в условиях отсутствия военного и экономического противовеса - тоже аргумент в его пользу. Поэтому в случае конфликта США имеют механизм влияния на нефтяные страны, компенсирующие потери за счет увеличения добычи. Так, во время конфликта 1900-1991 годов потери Кувейта и Ирака быстро компенсировала Саудовская Аравия (увеличение добычи от 5,4 млн. до 8,2 млн. баррелей в день).

Тесные связи американской политической элиты с нефтяными компаниями и правительствами работают на недопущение серьезного дефицита нефти. И особенно это касается семьи Джорджа Буша. Довольно часто в масс-медиа Президенту забрасывают «нефтяной подтекст» в борьбе с терроризмом и «осью зла». Стимулирование политической нестабильности с неминуемой биржевой реакцией (увеличением цен на энергоносители) весьма опасно для мирового бизнеса. Тем не менее, если США так рискуют, то вряд ли речь идет лишь о действиях в интересах техасского нефтяного лобби. Ясно, что нынешняя администрация Белого Дома не только сделала выводы из исторических уроков, но и смогла четко сформулировать программу реализации ключевой задачи нефтяной политики самого государства - контроль над энергетическими ресурсами планеты, исключение и предотвращение энергетической зависимости от политически нестабильных режимов и правительств, угрожающих государственным интересам. Первичной стратегической геоэкономической целью определена победа в мировом перераспределении в нефтяной сфере, геополитической - обеспечение американского политического доминирования в мировой системе международных отношений на основании контроля за ресурсами.

***

Большая нефтяная стратегия

Когда Президент Джордж Буш принял решение о передислокации в середине августа 2004 года 70 тыс. военных, базирующихся в Западной Европе и Азии, он акцентировал внимание на новых задачах американской армии - борьбе с терроризмом и гарантии глобальной безопасности. Новейшие схемы размещения сухопутных войск, флота, морской пехоты и Воздушных Сил США явным образом направлены на решение еще одной задачи - защиты ключевого компонента национальной безопасности нации. Этим компонентом считаются энергетические ресурсы.

Пентагон динамизирует армию через ротацию войск на базах, размещенных по всему миру. Особая роль отведена «дуге нестабильности»: Карибский круг - Африка - Кавказ - Ближний Восток - Центральная Азия - Северная Корея - Южная Азия. Тактическая специфика включает поддержку новых региональных ячеек военного представительства Вашингтона, они невелики по численности, но, тем не менее, могут быстро переходить в состояние боевой готовности. Именно география расположения войск США демонстрирует двойственность задач Пентагона и биполярность методов внешнеполитического действия Белого Дома в глобальной среде. С начала XXI века новые американские базы открываются в Восточной Европе и Центральной Азии. Это позволяет США контролировать «исламский фактор» Средней Азии и стратегически важного нефтяного региона Каспия, способного предложить миллионы баррелей нефти американскому рынку и Западной Европе. Базы в Афганистане, Катаре, Саудовской Аравии и Омане гарантируют долгосрочное присутствие в Персидском заливе, обладающем наибольшими месторождениями нефти. Соглашения с Нигерией и рядом стран Западной Африки устанавливают в перспективе американский контроль над другим важным нефтяным регионом - Гвинейским заливом.

Политические «игры» с РФ в части деления азиатских нефте-путей и эксплуатации северных российских нефтяных территорий поражают воображение. Вполне логичен вопрос: «Неужели США настолько зависят от иностранной нефти?». И еще один, не менее важный: «Неужели активная геополитика Вашингтона существенно влияет на развитие мировой экономики в нефтяной сфере?». Практически ни одна президентская кампания со времен эмбарго 1973 года не обходит вопросы энергетической безопасности страны. Каждая программа кандидатов содержит задачу ее усиления. Реально же факты таковы: за счет импорта нефти США покрывают 50% своих потребностей в ней, а к 2025 году этот показатель дотянется до 70%. Затраты на него достигли в прошлом году $129 млрд. без добавления стоимости военного вмешательства в зоне Персидского залива.

Добыча нефти в США упала на 20% с 1965 года, тогда как потребление возросло на 25%. Как результат, страна импортирует более 10 млн. баррелей нефти в день. Тем не менее, в значительной мере такая динамика обусловлена стандартами, введенными правительством в энергетической сфере, консервацией ряда мощных и неиспользованных перспективных месторождений. Необходимо добавить, что зависимость от дешевой нефти также следует понимать критически. В частности, нужно отметить, что, хотя четверть американского импорта нефти поступает из стран Ближнего Востока, другие ключевые потребители находятся в еще большей зависимости: например, японцы покупают 75% нефти как раз в Персидском заливе, а быстрый экономический рост Китая является причиной ближневосточного происхождения половины его нефтяного импорта. В отличие от них США имеют свободный доступ даже к относительно безопасным «нефтяным ареалам» в Канаде и Мексике.

Единственный негатив заключается в том, что это не спасает от ценовых шоков, так как цена на нефть определяется не на американском, а на глобальном рынке. Сокращение поставок дешевой нефти из ближневосточного региона приводит к росту цен по предложениям других производителей. Поэтому консервация американцами значительных потенциальных нефтересурсов в данный период вполне логична с позиций обеспечения нефтью страны в будущем, когда возможности других регионов мира начнут уменьшаться. Например, если до 2025 года будут открыты мощности американского Arctic National Wildlife Refuge, то импорт нефти составит 64% от американских потребностей вместо 70%.

Кроме того, в Вашингтоне понимают стратегическое значение развития нефтяной отрасли непосредственно в стране. Приверженцы такой позиции указывают не только на высокое качество продукции, полученной по новейшим технологиям, но и прогнозируют высокие доходы нефтяной индустрии, из которых правительство сможет получать значительные финансовые поступления. Такое производство будет положительно влиять на мировые цены. К тому же, рост внутреннего предложения на энергорынке страны прогностично удобен для других направлений национальной безопасности, прежде всего, в аспектах снижения торгового дефицита и поддержки «безопасного обеспечения» новых нужд американских военных.

Прежде всего, речь идет о развитии нефтяного базиса района Green River Formation с частичным участием территорий Колорадо, Юты и Вашингтона. С позиций политики целевого планирования специалистами рассчитано, что средняя точка в амплитуде добычи будет находиться на уровне 800 млрд. баррелей, что втрое больше, чем нефтяные резервы Саудовской Аравии. Не вызывает сомнения и то, что США как лидер технологического инновационного развития имеют возможность достичь этих горизонтов, причем, даже не используя возможности развития других энергоносителей или разработок их альтернативных разновидностей. Таким образом, понятно, что, вступая в борьбу за контроль над энергетическими рынками, втягивая себя в «нефтяные войны», США не просто решают задачи собственной экономической безопасности, но и стараются использовать объективную логику мирового экономического развития для практического упорядочения системы международных отношений наивыгоднейшим для себя образом.

Уже через полгода после официальной декларации о завершении иракской кампании 2003 года мировой рынок нефти продемонстрировал продолжение довоенных тенденций развития. Цены на нефтепродукты остались высокими, ОПЕК сохранила возможность влияния, возвращение иракских мощностей оказалось затяжным и трудным. Нельзя сказать, что ресурсы страны монополизированы американскими компаниями, тем не менее, именно американцы решают проблему политико-экономической нестабильности в стране и недопущения к нефтяному сектору неконтролируемых политических сил. Все это существенным образом не совпадает с экономическим обоснованием этой силовой акции командой неоконсерваторов: максимально возможные низкие цены на нефть, сокращение (ликвидация) влияния ОПЕК, достижение радикальных политических изменений в других враждебных или слабых странах региона, использование одновременно политических и коммерческих механизмов, в частности, через умышленное бойкотирование продаж. Более того, нефтяные ресурсы должны быть отданы частному сектору с целью максимизации производства, получения минимальной цены, создания бенефиций для лояльного населения и смены правительств, поддерживающих ресурсами террористов.

***

Американские интересы на рынке нефти

Находясь в Ираке, американцы стараются построить наиболее безопасную для них систему энергопоставок, где генерализация товарного регулирования в нефтяной области объединена с политической стабильностью - конечно, через экономические и политические преимущества для местного населения в обмен на присоединение к проамериканскому «демократическому пространству». Не секрет, что именно такие перспективы коррелируют с ключевыми стратегическими положениями развития энергетической политики США, базовым положением которой является поиск решения проблемы возрастающей зависимости не через регуляцию спроса, а через рост предложения. В такой ситуации вполне логична интенсификация импорта из других регионов. При этом, если активность американского бизнеса и государственных лидеров в Латинской Америке сохраняет вид традиционной, то пристальное внимание к ресурсам Африки и, особенно, России очерчивает новые горизонты внешней стратегии США.

Слаженная и хорошо работающая энергетическая сеть является одним из ключевых элементов внутренней экономической безопасности страны и непременным элементом стиля жизни американского общества. Это побуждает Вашингтон к действию во всех нефтяных направлениях уже сегодня. Ближний Восток влияет на американскую экономику, дажеесли прямой импорт сырья незначительный, потому что рынку нефтепродуктов характерна глобальность, оттого проблемы страны-поставщика или региона-поставщика быстро отражаются на всем мировом экономическом пространстве, вынужденном искать пути более свободного и безопасного доступа к ресурсам.

Прежде всего, об этом заботятся главные страны-импортеры, в первую очередь - США. Интеграция стран Ближнего Востока и их огромного потенциала в мировой нефтяной рынок в политических параметрах, обозначенных Белым Домом, выгодна для лидеров мировой экономики. Во-первых, это позволяет значительно расширить объемы использования ресурсов региона, во-вторых, - создать условия для большей конкуренции между странами-экспортерами, а, в-третьих, - открыть доступ энергетическим компаниям к нефтяным источникам. Все это направлено на снижение суверенитета ближневосточных государств над собственными месторождениями.

Глобальная задача - уменьшение экономической и политической роли ОПЕК. Картель старается контролировать до 40% добычи и 60% - экспорта нефти. Наиболее низкие операционные затраты на 1 баррель стран Персидского залива (от $0,5 до $2), связанные с большими запасами, дают ОПЕК возможность быстро наращивать свою долю на нефтяных рынках. По данным Агентства информации при Министерстве энергетики США, потенциал роста добычи странами ОПЕК составляет 7 млн. баррелей в день. Вместе с тем, регуляторные возможности ОПЕК ограничены, особенно в части сокращения добычи. Даже при высоких ценовых планках страны картеля имеют серьезные трудности с обслуживанием внешнего долга и финансированием программ внутреннего развития, прежде всего, в социальной сфере. При этом, энергетические доноры не в силах довольно долго удерживать высокие цены, так как это стимулирует добычу независимыми неф-теэкспортерами (в частности, Россией). Фактически это означает владение мощным инструментарием влияния на мировую экономическую систему, но делает невозможным его использование в собственных целях.

Ясно, что задача США относительно дешевой нефти условна. Тем не менее, задача контролируемого энергоресурса кажется более реалистичной. Как главный импортер сырой нефти США безусловно заинтересованы в снижении ее стоимости, но как крупный производитель нефтепродуктов жаждут высоких цен. Как следствие - долгосрочный период поддержания низкой рыночной цены рискует привести к катастрофическим последствиям для американской промышленности и поставит экономику страны в прямую зависимость от иностранной нефтяной конъюнктуры. Итак, американский бизнес не имеет реальных оснований требовать цены прошлых лет.

Конечно, фирмы США получили ключевые контракты на реконструкцию нефтяной инфраструктуры Ирака (например, Bechtel и Haliburton). Вместе с тем, фаворитизм в преимуществах не может быть системным, без сопротивления мирового сообщества. Постепенный допуск в отрасль других национальных корпораций (европейских, китайских, российских) свидетельствует о понимании в Белом Доме ирреализма начальных установок. Этому оказывает содействие эволюция мировой нефтяной конъюнктуры: рост конкуренции потенциальных производителей из стран Ближнего Востока и Северной Африки за получение инвестиций транснациональных компаний в национальные системы эксплуатации, производства и транспортировки.

При этом, именно американские корпорации часто выглядят наиболее привлекательными инвесторами по целому комплексу позиций: финансирование, инжиниринг, менеджмент. Они имеют серьезные контракты по всему миру, а глобальные масштабы бизнеса обеспечивают им получение высокой прибыли. Силовая политическая поддержка позволяет Вашингтону работать в конфликтных регионах, а это в нефтяном сообществе считается рискованным, поэтому даже огромные ресурсы по низкой цене часто являются недостаточным аргументом для иностранных корпораций, которые учитывают степень политической нестабильности и юридической неопределенности. Вместе с тем, в Белом Доме не боятся решать задачи энергетической безопасности на внеамери-канских пространствах.

В действиях современной администрации мало нового, скорее, наблюдается явное развитие традиционного подхода. Энергетическая безопасность стала одним из ключевых направлений внешней политики США со времен президентства Ф.Д.Рузвельта, положившего начало военному протекторату над Саудовской Аравией за доступ к ее нефтяным ресурсам. Доктрина Картера 1980 года констатировала возможность военного вмешательства на Ближнем Востоке. В 2001 году National Energy Policy, презентованная Диком Чейни, зафиксировала, что «энергетическая безопасность является приоритетом национальной торговой и внешней политики».

Инновация лишь одна - политическая: в новом глобальном порядке сохранение доступа к энергетическим ресурсам стало первичным стратегическим императивом. Отсюда - необходимость для США обновления отношений со старыми нефтяными партнерами и формирование ряда новых альянсов на путях потенциальных энергопоставок. Первую задачу существенно усложняет ближневосточное измерение. Особенно в отношениях США с Саудовской Аравией, где страх использования иракской нефти как средства давления граничит с фактом прикрытия ваххабитских лидеров (принципиальная причина неудовольствия американцев). Вместе с тем, все понимают, что королевство играет очень важную роль на мировом рынке нефти. В то время как Пентагон проводит военные действия в «кризисных ареалах», именно Саудовская Аравия становится источником рыночного равновесия, которое через необходимое предложение товара предотвращает взлет цен. По крайней мере, долгосрочное давление на Эр-Рияд нежелательно и с другой позиции. Белый Дом разделяет беспокойство партнера другим, кроме Ирака, огромным нефтяным месторождением планеты, которое угрожает американскому проекту построения мира с адекватной политико-культурной системой. Речь идет об Иране.

Итак, американская гарантия безопасности в Персидском заливе не будет лишней, но вряд ли сильные арабские государства согласятся утратить суверенитет над национальными ресурсами. Еще более маловероятен автоматический переход государств региона к демократическому режиму. Тем не менее, задача реагирования на возрастающие перспективы конкурентного обострения на мировом энергетическом рынке подталкивает, если не к приватизации, то к открытию нефтяного сектора для деятельности ТНК.

Усложняющим фактором для иностранцев выступает гибкая политика ближневосточных партнеров (допуск компаний к энергоресурсам происходит через газовый сектор, где контракты заключены, например, с Shell и Total). Но, ориентируя западные компании именно на газовый сектор, государства Ближнего Востока подвергают испытанию партнеров и не желают допускать в перспективе усиления в нефтяной сфере монопольной мощности одной компании, которой будет удобно затягивать полное открытие месторождений - реальной цели рыночных игроков.

Фактором конкурентности между иностранными компаниями уже сегодня умело пользуется иранское руководство. Причина двойная: желание увеличить производство и необходимость ограничивать давление американцев в предложениях иностранных инвестиций. Задачи успешно реализуются двумя большими проектами с франко-британским альянсом Total-BP и японским консорциумом.

Таким образом, нестабильность позиций США в энергетической среде не является следствием экономических ошибок со стороны американских компаний, а представляет собой результат неумения американской власти сохранять стабильность и создавать климат безопасности в регионе. Силовой внешнеполитический акцент Вашингтона не просто усиливает антиамериканские настроения, но и побуждает нефтяные государства к пересмотру своих отношений с оппонирующими им игроками на рынке мировой энергетики. Прежде всего, речь идет о РФ.

***

Сложные российско-американские отношения

Общими темами все чаще становятся проблемы единоличной реструктуризации нефтяной сферы США на Ближнем Востоке. Важными стали меры защиты инвестиций и предупреждения двойного налогообложения, обозначенные Эр-Риядом намерения предоставить Москве стратегическую помощь в форме финансовых заимствований. И, вдобавок, активные попытки основного потребителя мировой нефти США избавиться от влияния ОПЕК стимулируют страны картеля к интенсификации взаимодействия с Россией, по крайней мере, в поддержании ценовой политики. Правда, согласованность действий ведущих экспортеров не слишком высока. К примеру, ОПЕК не в силах принудить своих членов выполнять обязательства в части объемов добычи и цен. Но, вместе с тем, картель хочет взаимодействия с Москвой и высокого спроса со стороны Вашингтона. США нужны дешевая нефть и безопасные пути снабжения. Россия желает высоких цен на собственную продукцию, расширения продаж на американском континенте и участия в мировом энергетическом перераспределении.

Таким образом, активные действия США в мировой системе координат вызвали изменения глобального масштаба. Нефтяная политика становится стратегическим измерением не только конкуренции, но и партнерства. Возрастающее внимание Вашингтона к «русскому проекту» - показательное тому свидетельство. Ясно, что российские нефтеисточники не могут расцениваться как прямая альтернатива ресурсам арабских государств. Однако участие РФ в решении вопросов диверсификации нефтяного импорта действительно может быть значимым.

Соглашение об энергетическом партнерстве между США и РФ, подписанное в 2002 году в Хьюстоне, заложило соответствующий юридический фундамент. По прогнозам американской стороны, продажа российской нефти прогрессивно будет возрастать. Сами россияне надеются поставлять в США 2,5 млн. баррелей в день в 2010 году. Ожидания довольно амбициозные, так как этот показатель равен почти половине сегодняшнего российского экспорта. Нефть Западной Сибири, транспортированная через Мурманск, может удовлетворить 13% спроса американского рынка. Российские компании демонстрируют заинтересованность в расширении поставок с позиций выгодности будущего экспорта.

Американские корпорации, со своей стороны, ищут пути доступа к разработке первичных ресурсов в России, ожидая положительных сдвигов в законодательном корпусе РФ. Следует отметить, что американцы слывут мощнейшими инвесторами. Например, проект Exxon/Mobil предусматривает инвестирование $12 млрд. и выступает наибольшей частной инвестицией в российскую нефтепромышленность. Тем не менее, у американской стороны есть все основания не быть удовлетворенными русскими партнерами. Работа над единым каналом массовых нефтяных снабжений к США почти прекратилась в 2003 году именно из-за отсутствия закона о частных нефтепроводах. В то же время, российские компании, в частности «ЛУКОЙЛ», возводят альтернативные терминалы без участия иностранцев. Если американский бизнес и понимает патриотизм русских нефтяных монополистов, то сомнения относительно «прозрачности» бизнес-игры русских партнеров служат причиной лишь для отрицательных эффектов.

Помощь американцев не помешала бы и в техническом, и в технологическом аспектах производства. Это ясно, например, из сравнения современного технического уровня: межремонтный период работы нефтяных буровых скважин в России, в среднем, составляет 300 суток, в США - 4,5-5 лет; российские технологические мощности разрешают добычу 40% геологических месторождений нефти, американские – до 95%. Недостаток финансирования и торможение с внедрением новых технологий добычи и переработки сдерживают экспорт, прежде всего, нефтянбго сырья. Желание россиян изменить ситуацию логично, так как, кроме недостаточного роста доходов, это и потери от несовместимости характеристик продукции с экологическими требованиями западных государств.

Заинтересованность в «нефтяном диалоге» демонстрирует, прежде всего, руководство России. Во время своего визита в США в сентябре 2005 года В.Путин встретился с руководством трех американских компаний: Exxon/Mobil, ConocoPhillips и Chevron. Практически одновременно «Газпром» сделал достоянием гласности список наиболее возможных партнеров относительно разработки Штокмановского месторождения, в который вошли ConocoPhillips и Chevron. Обозначенные контакты говорят о том, что процесс восстановления энергетического сотрудничества между Россией и США уже стартовал, как и о том, что в Кремле понимают невозможность реализации больших глобальных проектов без участия иностранных компаний и, прежде всего, американских. Однако, насколько реальным будет практическое измерение, зависит от политического фактора более, чем от сугубо экономического. Власть и даже бизнес России стараются использовать преимущества в энергетической сфере с максимальной выгодой для усиления геополитического веса государства, от позиции которого существенно будет зависеть развитие ряда перспективных направлений нефтяной политики США. Прежде всего, это касается Кавказа и Средней Азии.

Энергетический рынок - это естественная конкурентная среда, поэтому сложность заключается в том, что по логике одного контракта страна выглядит партнером, а другого - конкурентом. Весьма многое зависит от степени совпадения геополитического и геоэкономического спектров интересов, особенно, если речь идет о критически важных вещах. Например, сильное внимание Пентагона приковано к водам Каспия. Азербайджан, Казахстан и Туркменистан реально могут стать наибольшим нефтяным ареалом после Ближнего Востока. Американцы инвестируют одновременно и в нефтяные, и в газовые проекты еще со времен президентства Б.Клинтона.

Усилия администрации Дж.Буша-мл. направлены на ограничение влияния конкурентов - России, Ирана и Китая. Если в 90-х годах проявлялся некоторый паритет в распределении геополитических и геоэкономических перспектив Кавказа (за Россией - миротворческая деятельность, за США - нефтяная сфера), то в XXI веке оба измерения переплелись в конкуренции. Российские попытки навязать Западу маршрут транскавказского нефтепровода завершились фактическим вытеснением ее американцами и в сфере геополитики. В зоне центрального внимания США находится функционирование нефтепровода «Баку-Джейхан» с мощностью в 1 млн. баррелей в день. Их позиции подкреплены военными базами в Румынии и Болгарии, что гарантирует быструю доставку дополнительных сил.

***

Противостояние на просторах СНГ

Но, если абстрагироваться от политико-военной составляющей, то ясно, что приемлемые для России проекты блокируются и с геополитических, и с экономических позиций. Открытая конфронтация интересов США и России трансформировалась в блочное противостояние в географии нефтяных маршрутов России, Ирана и Армении против США, Турции, Азербайджана и Грузии. Одновременно осуществляется влияние на эволюцию национальных систем государств кавказского региона и их внутриполитическую среду.

По экономическим позициям Россия считается конкурентом прикаспийских государств по поставкам энергоносителей на европейские и мировые рынки. Более того, последние постоянно наращивают темпы добычи и имеют возможность на протяжении 10 лет выйти на уровень российского экспорта. С другой стороны, они более привлекают иностранных инвесторов как с технической стороны, так и по политическим мотивам. Однако ключевая потеря России именно геополитическая: каспийская нефть под протекторатом США существенно обессиливает значимость российского государства на пространствах бывшего СССР. Украина, Прибалтика и Беларусь получили реальную возможность нефтяной альтернативы. Стало ясно, что желание Москвы не допускать на Кавказ нефтяных иностранных инвесторов ошибочно. Как следствие - россияне проиграли американцам в сфере экономики, так как у них нет средств для значительных финансовых капиталовложений, и в сфере политики.

Гарантии безопасности при условиях открытого экономического и политического доминирования оказались менее желаемыми, чем формальная демократизация по американским установкам. Для стран «нефтяного региона» экономика определяет политику. Для Грузии, Украины и Молдовы еще более дорогой «подарок» - поддержка Белого Дома в интеграции в евроатлантическое сообщество. Таким образом, среда потенциальных путей энергопоставок становится все более задействованной в нефтяных международных гонках.

Ключевой проблемой Вашингтона остается среднеазиатское измерение нефтяной дипломатии сразу на двух уровнях - региональном и глобальном. Средняя Азия демонстрирует весьма разные модели развития, что делает сомнительным существование этого региона как единого политико-экономического пространства. Основное внимание приковано к позициям Казахстана, наиболее «зажиточного» государства региона и с наиболее высокими темпами экономического роста. Борьба идет за получение наиболее прибыльных контрактов на добычу казахстанской нефти. Кроме того, США заинтересованы в нефтепроводах: демократы более сфокусированы на шевронском, республиканцы - на КТК «Тенгиз-Новороссийск». Перспективы будут зависеть от американского правосудия: на 2006 год назначены слушания по делу Джеймса Гиффена, бывшего помощника Нурсултана Назарбаева, которому предъявлены обвинения в получении взяток от иностранных нефтяных компаний и перевод их части на счета Президента Казахстана. Пойдет ли казахстанский социум революционным - с подачи США - путем Кыргызстана, покажут результаты нефтяной конкуренции. Несмотря на внушительную русскую диаспору в стране и пророссийскую геополитическую ориентацию Казахстана Кремлю будет тяжело удержать там позиции без уступок перед Белым Домом, так как речь идет о политико-экономических рычагах системных влияний.

С другой стороны, использование Вашингтоном возможностей доминирования в сфере безопасности выглядит неоднозначно. В реальности американские базы в Узбекистане и Кыргызстане значительно менее заметны, чем могли бы быть в решении официальной задачи - борьбы с афганскими талибами. Скорее, все дело - в реализации цели создания нового форпоста для сил быстрого реагирования. И не столько ради безопасности региона, сколько для занятия стратегических позиций в геопространстве между Южной Азией, Китаем и Россией. Не секрет, что российских и американских военных иногда разделяет лишь несколько километров. Между тем, амбиции Москвы ясны. Во время открытия новой военной базы в Таджикистане Президент В.Путин заявил, что российское присутствие в регионе будет презентовать гарантию его стабильности. Запланировано $2 млрд. инвестиций в регион на протяжении пяти лет. Ясно, что после десятилетия падения своего влияния Кремль пытается вернуть в Центральную Азию свои военные